Два редактора-сноба сходили на венгерский арт-хаус «Маяк» и чуть не сломали мозги, пытаясь понять, что это вообще было. Саша Сирин уверена, это кино о сумасшествии отцов и детей или вольный пересказ легенды о Дедале и Икаре. Лана фон Кюнст увидела чудовищное откровение, новый миф о современном Протее и Прометее. Разберемся вместе, кто из них прав, а кто просто перепил или недопил винишка.
Первый пласт: одиночество и месть по Ветхому завету
Прежде чем копаться в высоких смыслах, обсудим очевидный сюжет. Даже незамысловатую историю рецензенты поняли по-разному.
Саша Сирин: Фишка в том, что поверхностный смысл — слишком поверхностный. Очарование фильма в куче интерпретаций. А если не копать вглубь, видишь историю обыкновенного безумия.
Конец 20-го века. Забытый богами остров Новой Англии. Двое мужчин — молодой, но отчаявшийся Эфраим Уинслоу и хромой старик Томас Уэйк — приезжают следить за маяком. Первый — красавчик Эдвард из «Сумерек». Второй — помесь чудаковатого Джокера и Ван Гога. Старый изводит молодого — то ли по привычке, то ли от скуки, то ли и то, и другое вместе.
Полтора часа мы наблюдаем затянутые философские разговоры, дикие пьянки с танцами и битьем посуды, перекатывание тележек с углем, плотоядных чаек, похотливую русалку, фантазиями о которой скрашивает рабочие будни молодой Эфраим.
Напряжение растет с каждым кадром, очевидно, что хэппи-энда не будет. Поэтому вообще не удивляешься, когда череду черно-белых изнуряющих медлительностью и однообразием будней нарушает эпичный шторм, который сносит все на своем пути. Не мудрено и с ума сойти.
Лана: Особенно, учитывая сколько мистики в это безумие вплетает Эггерс. Катаклизм случается не по-толстовскому «вдруг», а после того, как Эфраим забивает чайку. Суеверный старик Уэйк признает, что это не к добру, ведь чайки — это души умерших моряков. И действительно, тотчас меняется ветер, и начинается десятибалльный шторм.
Саша: Я время от времени вообще чувствовала себя Шерлоком Холмсом, который разгадал загадку. Но каждую догадку перечеркивала следующая сцена. Например, по ходу дела выясняется, что Эфраим вовсе никакой и не Эфраим, а Том. Значит, их с Уйэком зовут одинаково. Присматриваешься: при игре света и правда похожи. Думаешь: молодой убьет старого и превратится в него. Но нет, Эггерс филигранно троллит зрителя подобными догадками, которые сбываются только частично, причем в извращенной форме.
Лана: Сходство и подмена имен тоже неспроста. Фейковое имя и фамилию Эфраим позаимствовал у прежнего начальника, когда работал лесорубом. Тот издевался над юношей и так же, как и Уэйк, называл чёрным псом. Когда всамомделишный Эфраим попал под бревна, липовый даже не пошевелился — не спас противного начальника, хотя мог. А дальше воспользовался добрым именем покойного, чтобы получить высокооплачиваемую работу на далеком маяке. Но и здесь старик его облапошил.
Саша: Эфраиму не везет по всем фронтам. Уэйк этим умело пользуется, наваливая на молодого всю черную работу. А к «лакомому куску» — лампе маяка — не подпускает. Только вот загвоздка: Уинслоу только свет и нужен. А когда не получаешь того, чего очень хочется, начинаешь медленно сходить с ума.
Лана: Любопытно наблюдать, как накаляется истерия. Ее кормит и обычная обида. Юноша не нанимался в помощники, он равноправный напарник-вахтовик. Однако, по закону военной дедовщины, выполняет любые прихоти и каприза старика. При этом Эфраим не может абстрагироваться от навязчивой идеи увидеть свет.
Поскольку внутрь старик не пускает, находчивый юноша пробует альтернативы: наблюдает свет снаружи и прислушивается к звукам на вышке маяка с этажа под ним. Выбрав первый вариант, он находит большеротую хохотушку-русалку в исполнении украинской модели Валерии Караман. Теряет самообладание от ее чудовищной красоты, и убегает. Но после яростно вспоминает, наглаживая фигурку, которую нашел в кишащем бактериями топчане мертвого предшественника. Выбрав второй вариант, слышит шумный старческий оргазм, а через щель в полу видит, как по келье Томаса снуют громадные пупырчатые щупальцы и хвост.
Саша: И не понятно до конца — существует ли оба хвоста на самом деле, или они плод больного воображения Уинслоу. От чрезмерного количества бухла и усталости людям иногда мерещится и не такое. Мы так и не узнаем, что же видел Уэйк наверху. Маяк — его «жена», как он ласково его называет. Но не только ж передернуть он туда ходит, наверное. Маяк его греет и оберегает, как любимая женщина. На которую, между прочим, зарится недостойный юнец. Так к любви примешивается ревность. «Не дело, — думает Уйэк, — надо отомстить».
Так истерия героев мутирует в паранойю и подозрительность. Возможно поэтому девиз фильма: «Ты что-то скрываешь, да?» Старик методично мстит юноше на протяжении первых полутора часов фильма. В ночь перед приходом корабля спаивает молодого, и оба остаются в заточении. И это неминуемо означает, что Эфраиму придется и дальше выполнять изнурительную работу.
Лана: Издевательствам приходит конец, когда в руки Эфраима приплывает журнал смотрителя. В нем юноша читает не только смакования своих ошибок и извращений, но и рекомендацию уволить его без оплаты. Тут молодому герою окончательно сносит крышу. Между потерявшими рассудок напарниками завязывается драка, и старик, как и вовремя своих потех на крыше Маяка превращается в греческое божество — Протея. А после — в русалку, с которой в фантазиях проводил время Эфраим.
Нам недвусмысленно насекают на гомосекусальеую связь героев фразой молодого: «Перевернись» и затухшим кадром, после которого сломленный когда-то гордец-старик ползёт на четвереньках по-собачьи на поводке к собственной могиле, и даже лает униженным «Баф» по приказу того, кого весь фильм называл чёрным псом. Эфраим срывает ключ, и уже сам по-собачьи ползет на вышку, перемазанный маслом. Он видит свет и не выдерживает его мощи и скатывается вниз по винтовой лестнице. А в финальном кадре мы видим, как печень уже голого героя с чистым лицом клюют чайки.
Саша: То есть в финале воздаётся каждому. Старику — за гибель прежнего ученика. Чайки мстят Уинслоу за убитую птицу. А моряки, забившие в шторм на двух смотрителей, остаются без света и теряют ориентир.
Привет, Данте. Привет, Хичкок. И, конечно, привет мифам Древней Греции. Тут можно, наверное, приветы час передавать.
Второй пласт: божественная подоплека, Новый завет — наставнический урок
Во всем этом бреде конечно же есть смысл и мораль. Но увидеть ее не так просто. Версий слишком много, одна — нелепее другой. Это единственное, в чем согласны рецензенты.
Саша: Не соглашусь с критиками, которые увидели в «Маяке» исключительно историю о «мужском одиночестве». Здесь уйма подтекстов.
Первый — отцы и дети. Вечный конфликт — недовольные детьми отцы, неблагодарные дети. Всепрощение первых, бунт вторых. Желание достичь вершины, хотя старшие предостерегают — не время.
Второй очевидный подтекст — легенда о Дедале и Икаре. Поднялся выше, чем дозволили боги, — упадешь.
Тут есть и легенда о Прометее, но шансов на спасение у нашего «Прометея» ноль. Чайки выклевывают печень Уинслоу. И здесь стыкуются три факта. Предшественник Эфраима был одноглазым. Одноглазая чайка терзала его и все начало фильма. В финале без глаза остается и Эфраим, как без ответа и логичный вопрос — зачем прилетала к новичку душа прежнего смотрителя: уберечь от беды или поглубже в нее втянуть, чтобы сородичи полакомились свежей человеческой печенью?
Лана: Лично я думаю, что чайками тоже управляет старик. Именно он кукловод всей этой мистики.
Уилем Дефо как две капли воды внешне похож на Протея. Напомню, это сын Посейдона и Геры с хвостом вместо ног. Он точно знает будущее, но выдаёт правду, только если его поймать. И именно он заменял Парису в постельных утехах Елену — в образе её призрака.
Точно так же Уэйк заменил Эфраиму русалку, которую сам же для него наколдовал.
Саша: Ты уверена, что ее наколдовал именно Уэйк? Эфраим видит русалку до того, как старик рассказывает ему о чертовщине на острове и судьбе предшественника.
Лана: Одно не исключает второго. Протей вполне мог вначале подсунуть фигурку и наколдовать русалку, а потом дать посильные пояснения историей о предшественнике и ретро-стихами вместо тоста. И, возможно, все это не от скуки и не из сварливости.
Если Уэйк — действительно Протей, то он явно устал от своей миссии. Возможно, он действительно искал ученика и настоящего сменщика — готовил молодого смотрителя к великим тайнам света. Но нужно было проявить терпение к жуткому характеру, газам и к устаревшему языку мистического старика.
Поняв, что новичок не готов, Протей позволил ему сорвать ключ и увидеть свет. Но от воплощения мечты у молодого сорвало кукушку. То ли он был не готов к знанию, то ли понял, что его хотелка приблизиться к свету явно не стоила убийства начальника. Хотя убийство довольно сомнительное. Смерть Эфраима очевидна. Жив ли старик — мы не знаем наверняка.
Саша: Отдельный вопрос, что олицетворяет сам маяк.
«Ошибка считать, что главных героев два. Их три. Третий – это сам Маяк. Его свет — свет знаний, на который все летят как мотыльки, но не каждый готов его вынести, потому что не каждый готов к этому морально»
Свет маяка — это и искупление, на которое не готов Уинслоу. Поэтому грехи ему отпускать никто не собирается. Это и обличитель, в котором ясно видны все пороки людей, застрявших на острове и вынужденных смотреть в лица самим себе. Что из всего этого правда?
Лана: Психологи подтвердят, что маяк — не просто символ надежды и ориентир в ночи, но и фаллос. Смысл неудачной покраски в белый мы понимаем ближе к развязке, когда между мужчинами-таки случится секс. Александрийский маяк, как чудо света, здесь явно не при чем. Во всем фильме чудеса страшные и большинство из них походят на галлюцинации. В черно-белой картинке всегда больше черного, и тьма и безысходность в финале одерживают верх.
Свет напоминает бота из «Космической одиссеи», единственной миссией которого было — не пустить на корабль тех, кто недостоин звездного путешествия.
По сути, на наших глазах теоретически могла сформироваться божественная триада. Отец — старик, сын — юнец и святой дух — свет маяка.
Однако герой не выдержал своего сражения. И заимствованное обретает новый смысл. Идиомой «Эфраимов лес» военные называют поле сражения. Можно понять, что юный герой — душа любого человека. Поля боя темных и светлых сил. И было бы смешно, если не так грустно — на экране именно в эпицентре света маяка боги проиграли тьме душу молодого героя. Но это не победа зла. Увидев эту историю, непустой зритель стремится пройти свою битву иначе.
Саша: Постфактум я заметила и другие детали. Уэйк хромает весь фильм, а к финалу молодой смотритель тоже ломает ногу.
А винтовая лестница, по который ползет как пес, перемазанный то ли в крови, то ли в керосине молодой герой, жаждущий света, — это ли не круги ада на пути к Чистлищу?
Лана: Или лестница Иакова, лестница в небо, пройти которую можно только тогда, когда боги санкционируют вылазку.
Третий пласт: новая вера, архаизмы и чудеса техники
Фильм искусственно состарен. Снимали на 35-миллиметровую чёрно-белую плёнку. Квадрат кадра вместо привычной широкоэкранки вызывает клаустрофобию и ощущение неуюта. Уйэк говорит на староанглийском. Его речь кишит древними легендами и высоким слогом так, что даже сводит олдскулы. Зачем это?
Лана Сергеева: Приложение Тинькофф указало жанр как фэнтези. Кинопоиск — как ужасы и триллер. По сюжету и масштабу издевательств это арт-хаусная пародия на «Как я провел этим летом» или треш о дедовщине «Зелёный слоник», где поехавший издевается над братишкой, и в кульминации братишка в исполнении Епифанцева убивает капитана, который насиловал поехавшего.
Саша: Только это не арт-хаус, а скорее гипертрофированная пародия на арт-хаус. Чересчур размытый смысл, всего три героя, двое из которых играют на максиме.
Тут и саунд без трека: только крики чаек, бой волн, вой сирен, скрипы, стоны, гул маяка и скрежет.
При этом герои говорят на языке, которых не существует или мало кто понимает. Маяк — на языке света. Уинслоу — больше взглядом, чем словами, Уйэк — шекспировским слогом и даже иногда гомеровским гекзаметроам. Кроме троллинга молодого напарника, Том травит старые моряцкие легенды, вспоминает Дейви Джонса, поет песни, которых никто уже не поет, и поучает присказками, которых никто уже не помнит. Так мы кристально понимаем, что старик явно не от мира сего.
Лана: Да и смысла несет нафталином. Фильм о старых, как мир истинах. Мы садимся в эггеровскую машину времени и отправляемся в прошлое на 130 лет. А там энтропия антично не щадит никого. Герой убивает бога. Надежды на будущее кажется нет.
Выходишь из кино в настроении, как будто тебя окунули в пик депрессии «Преступления и наказания» Достоевского. Наказание, как и тайны, не снаружи — оно внутри. Старик не привязывает Эфраима к скале. Это личный выбор героя, который понял, что поступил как мудак, и не может жить с этой тяжелой ношей.
Саша: Отсылки, отсылки, кругом одни отсылки. Кажется, разгадать фильм до конца может разве что сам Эггерс. После просмотра – больше вопросов, чем ответов. Но это ли не здорово?! Как давно вы вообще думали о фильме дольше, чем пару десятков минут после просмотра? «Маяк» вы точно будете пережевывать внутри себя еще пару дней — неважно, понравится он вам или нет. Гнетущая картинка и желание собрать паззл будут преследовать еще долго.